Анархизм: история и ментальность русского бунта - А. Давыдов

А в настоящее время, полагал теоретик анархизма, когда всё связано и переплетено между собой, когда «каждая отрасль производства пользуется услугами всех остальных, – искать долю каждого в современном производстве оказывается совершенно невозможным». Его подход был совершенно глобальным – высокий уровень производства в развитых странах Кропоткин связывал с развитием всех крупных и мелких отраслей промышленности, с распространением железных дорог и пароходов, общим уровнем развития всего рабочего класса, вообще, с общим уровнем работ на «всём земном шаре».

Поэтому Кропоткин категорически отвергал точку зрения «коллективистов» и не признавал, что «вознаграждение, пропорциональное числу часов, употреблённых каждым на производство этих богатств, представляло собою идеал или хотя бы шаг вперёд по направлению к идеалу»: «Раз только общество примет за основание принцип общественного владения, ему неизбежно придётся отказаться и от всякой формы наёмного труда».

Кропоткин исходил из того, что «наёмный труд есть результат присвоения земли и орудий производства несколькими лицами» и что он является «необходимым условием развития капиталистического производства и должен умереть вместе с ним, даже если бы его попытались замаскировать под именем „рабочих чеков“».78

На самом деле наёмный труд в различных формах возник задолго до зарождения капиталистических отношений и связан с возникновением общественного разделения труда, усилением специализации и профессионализации отдельных отраслей производства, включая, разумеется, управление и войну.

Кропоткин же придерживался весьма распространённой в то время концепции о существовании коммунизма в древности и везде искал примеры сохранения остатков древнего коммунизма и восстановления коммунистических начал в самых разнообразных проявлениях общественной жизни.

В «Записках революционера» Кропоткин тщательно фиксировал наблюдения, как он думал, коммунистических начал в разных проявлениях общинной жизни. В Сибири на него большое впечатление произвели «полукоммунистическая жизнь» духоборов, переселявшихся на Амур, и сложный общественный строй местных народов, «бродячих инородцев». В то же время Кропоткин писал о разочаровании централизованной пирамидально властью, которая только мешала проявлениям инициативы снизу.79 В деятельности Парижской коммуны он видел прежде всего проявления анархических принципов, приводя в качестве примера рабочего Тейшу, организовавшего работу почты на основе самоорганизации.80

Кропоткин был уверен, что общество анархического коммунизма, состоящее из множества союзов, объединённых для организации земледельческого, промышленного, умственного, художественного производства, а также потребительских общин, зарождается уже в культурных странах в форме «общества равных между собою». В качестве примеров работающих сообща по свободному соглашению союзов он приводил железнодорожные компании, почтовые и метеорологические учреждения разных стран, даже враждебных, горные клубы, английские спасательные станции, кружки велосипедистов, преподавателей, литераторов и так далее.81

Кропоткин даже был уверен, что развитие индивидуализма в последние века (стремление личности обеспечить себя самостоятельно, без участия других людей, «объясняется главным образом стремлением человека оградить себя от власти капитала и государства» с помощью денег. Но «современная история заставляет каждого признать, что деньгами ни свободы, ни даже личного, продолжительного и стойкого обеспечения нельзя купить; что без сотрудничества всех отдельный человек бессилен, как бы ни были его сундуки полны золотом».

Теоретик анархо-коммунизма считал городские коммуны X – XII вв., освободившиеся от власти светских и церковных феодалов, почти коммунистическими, в которых стали развиваться «начала общего труда и общего потребления». Например, анархист заявлял, что именно Великий Новгород как город, а не частные лица, вёл торговлю и доходы от неё доставались не отдельным купцам, а всем жителям города; что город же покупал все необходимые припасы.

Но в городах с ходом времени элементы коммунизма исчезли и одна только сельская община с трудом борется за сохранение последних следов коммунизма.

Но вместе с тем, уверял Кропоткин, повсюду возникают в самых разнообразных формах новые организации, основанные на принципе: «каждому по его потребностям, потому что без известной доли коммунизма современные общества вовсе не могли бы существовать».

Признаки коммунизма теоретик анархизма видел в бесплатном проезде по мостам и шоссейным дорогам, во введении зонных тарифов на железных дорогах, в существовании музеев, общественных библиотек, бесплатных школ, общих обедов для детей, в доступных всем и освещённых улицах, парках и садах, в водопроводах – всё это, по его мнению, было основано на принципе «берите сколько вам нужно».

Кропоткин делал категорический вывод: «Можно ли после этого сомневаться в том, что когда орудия производства перейдут в собственность всех, когда работа будет производиться сообща, а труд, который займёт в обществе принадлежащее ему по праву почётное место, будет давать гораздо больше продуктов, чем требуется, – что коммунистическое стремление (сильное уже и теперь) расширит область своего приложения и сделается основным началом общественной жизни?» Поэтому коммунизм можно и должно осуществить сразу после победы революции.82

Различные формы самодеятельных организаций действительно получили массовое развитие уже в XIX в., в том числе в России. Но в области экономики железнодорожные компании (и не только они) объединялись и сотрудничали с целью получения максимальной прибыли, что отмечал сам Кропоткин. В то же время, создание таких компаний приводило к монополизму, росту цен и бороться с этим без мер государственного регулирования оказалось невозможным. Управление такими компаниями самими рабочими не отменяет коллективного эгоизма, злоупотребления своим положением в корыстных интересах и ведёт к дезорганизации всей хозяйственной жизни (как, например, в социалистической Югославии). Мосты, дороги, городские парки и сады, освещённые и замощённые улицы, бесплатные школы, общественные библиотеки и всё тому подобное создавались на государственные и местные налоги и уже поэтому, строго говоря, не могут считаться бесплатными. Примеры же творческих, досуговых, благотворительных, профессиональных и тому подобных объединений вовсе не доказывают необходимость и возможность уничтожения государства – они вполне могут сосуществовать с ним. Более того, без материальной и правовой поддержки со стороны государства они существовать не могут.

Коммерческие и биржевые сделки, торговые операции осуществляются без всякого вмешательства правительства, без юридического оформления83 не потому что коммерсанты и биржевики, купцы пронизаны духом коммунизма, а не наживы, а потому что это выгодно, потому что нарушение данного слова чревато наказанием не только в виде потери доверия и кредита. Могли и всё добро отобрать, и физически расправиться с нарушителем. Распространённость торговых и финансовых сделок на доверии могло быть связано и с неразвитостью рыночных отношений (при относительно небольшом числе торговцев и коммерсантов все друг друга знали и нарушителя достаточно легко можно было найти и наказать), и со слабым развитием законодательства и судебной системы. При развитии рыночных отношений необходимость в совершенствовании законодательства и суда резко возрастает, и даже крестьяне начинают всё активнее прибегать к судебным процедурам, когда суд становится судом, а не средством обогащения чиновников, как это было в России уже в XIX в., при жизни Кропоткина.

Раз элементы коммунизма уже буквально пронизывают современное общество, то и экспроприация богатств у собственников произойдёт легко и просто, не сомневался Кропоткин. Цитату об экспроприации средств производства стоит привести целиком: «Когда крестьянин сможет пахать землю, не отдавая царю и помещику половины жатвы (выделено авт. – В.Б.), когда все машины, нужные для того, чтобы вспахать и удобрить землю, будут в изобилии в распоряжении самого пахаря, когда фабричный рабочий будет производить для общества, а не для тех, кто пользуется его бедностью, – тогда рабочие перестанут ходить впроголодь, в лохмотьях; и ни Ротшильдов, ни других эксплоататоров больше не будет. Раз никто не будет вынужден продавать свою рабочую силу за такую плату, которая представляет лишь часть того, что он выработал (выделено авт. – В.Б.) тогда и Ротшильдам неоткуда взяться».84